Концептуальная картина “Натюрморт с молотком” написана при помощи пастели. Этот материал, напоминающий чем-то детские мелки, великолепно подчеркивает манеру письма автора — большие плоскости, цветовые переходы практически незаметны для глаза. Но в конкретном случае это выверенный ход, подчеркивающий идею работы: простота и какая-то бытовая легкость. Эта работа словно написана на ходу, может, после рабочего дня или в честь долгожданного окончания ремонта. Или это даже такой перевертыш: сначала прибили гвоздь, чтобы повесить картину, а уже после ее нарисовали.

Очень ироничное, светлое произведение. Оно прекрасно впишется в интерьер кухни или гостиной, станет забавным украшением в коридоре квартиры или загородного дома.

Однажды! В корпусе Бенуа была выставка Роскошного русского художника. Холсты ярк­ие, мощные. Моя спут­ница встала перед хо­лстом и стала частью картины. Прекрасное воспоминание остава­лось со мной. Эти по­ртреты появились как пересказ своими словами впечатления от магического дара другого художника. И случайно прошедшей мимо дамы. Я только получила эту возмож­ность - просто живу позже них. Вот они и встретились.

Силуэты из бумаги - увлекательнейшее занятие. "Рисование" острыми ножницами. Ни стереть, ни закрас­ить - резать на выдо­хе быстро и точно. Силуэт всегда лаконич­ен. Он богат и выраз­ителен, запоминаем. Обладает портретным сходством шаржа. Мин­ималистичен. Неповто­рим! Я вырезаю силуэ­ты без предварител­ьной подготовки и по­сле не дорисовываю, а был и такой приём. Как спелось. Только бумага и ножницы. Ещё интуиция, когда знаешь, что, возможно, получится, а за что браться не стоит. Когда-то это - и модное салонное развл­ечение, и уважаемая художниками техник­а. Хорошо оформленный силуэт - отличный акцент интерьера. Ср­еди живописи он как аромат кофейного зер­на в парфюмерном маг­азине. Взглянул и сл­едующее полотно не сольётся с впечатлени­ями от предыдущего. В исторических фильм­ах есть прекрасные примеры (например инт­ерьер кафе из "Аббат­ства Даунтон").

В галерее «Мансарда художников» представлено около 200 работ Олега Николаенко. Несмотря на жанровое разнообразие (портреты, натюрморты, пейзажи), работы Николаенко невозможно спутать с произведениями других авторов. Художественный язык этого автора отличается лаконичностью и почти аскетичной строгостью.

Каждая работа заключает в себе принципы изобразительной системы, которая формировалась художником не одно десятилетие. Привычное жанровое разделение картин на портрет, натюрморт, пейзаж в случае с работами Николаенко крайне условно. Работы подвергаются упорядочиванию при разделении не по жанру, а по категориям: звери, женщины, цветы, предметы.

В работах, где изображены неодушевлённые предметы, знакомый объект оказывается изъят из привычной среды бытования. Помещённый в безвоздушную обезличенную среду, такой предмет больше не имеет функции. Груша, ваза, морская раковина на картинах Николаенко становятся «вещью в себе», собирательным образом всех объектов с тем же названием. В этом ключе, пространство работ Олега Николаенко проявляет связь с полотнами, созданными внутри традиции метафизической живописи. Начатая Джорджо де Кирико линия метафизической живописи, получила продолжение в творчестве Джорджо Моранди и далее у обширной группы художников первой волны ленинградского андеграунда.

Фон и предметы на картинах Николаенко заключены в жёсткие контуры. Строгость и лаконичность произведений также усиливается цветовыми решениями. Чаще всего художником используются сдержанные «разбавленные» цвета. В случае, когда в качестве фона выступает яркий активный цвет, цвета объектов нейтральны. В ранних работах Николаенко часто изымает категорию цвета полностью, акцентируя внимание на вопросе взаимоотношений между пространством и формой. Так или иначе, во всех работах художника изображённые объекты не вступают в конфронтацию с фоном, а является частью среды в которую помещены.

В подходе к наименованию работ лежит тот же принцип, что и в их создании. «Сосуд и раковина», «Ваза и плоды», «Рыба» - здесь нет места изобильности или зауми. Вещь говорит сама за себя, утверждая неисчерпаемость формы и пространственно-формальных вариаций.