Заказать звонок

Нажимая на кнопку, я даю согласие на обработку персональных данных и соглашаюсь с политикой конфиденциальности.
Запрос отправлен. В ближайшее время Вам перезвонят.
Перезвоните мне

Обратная связь

Нажимая на кнопку, я даю согласие на обработку персональных данных и соглашаюсь с политикой конфиденциальности.
Отправить сообщение

Виталий Виноградов

Схематизм в искусстве

Я родился в Одессе в 1957 году. Окончил среднюю школу, дальше — мореходное училище. После мореходки профессия у меня была не «плавательная», занимался внедрением портовых механизмов. Мы представляем себе что-то интересное в будущем, а жизнь оказывается еще интереснее. Где только я не работал: Крайний Север, Дальний Восток… Работал в порту Восточном, в Находке. Мы тогда жили на огромном корабле под названием Крильон, ходили на ночные рыбалки. Старинный корабль, огромный длинный пароход 1906 года постройки. Там была куча приключений, было здорово, просто здорово. До сих пор вспоминаю, отличное время. 

Хотя мне все нравится, чем бы я ни занимался, где бы я ни был. Больше шести лет отработал монтажником-высотником в разных портах — в Архангельске, в Мурманске, на закрытых точках. Мы были приписаны к Северному Монтажному Управлению, я переехал в Питер и все свободное время проводил в Сайгоне. Других мест и не знал, как-то так получилось. Там познакомился с людьми, они сказали: «Что же ты жизнь тратишь на это? Попробуй рисовать!». Попробовал. Порисовал и полепил. Вылепил красивую девушку, обнимающуюся с парнем, отлил все это в бронзе. На работе в это время был рост — я становился мастером, прорабом, начальником участка. Одновременно с этим рос интерес к искусству — ходил по питерским музеям, закрытым выставкам, квартирникам. Так рабочая косточка превращалась в свободного художника.

В какой-то момент я решил заняться йогой и пришёл в секцию при Академии художеств. Тамошние друзья и подбили меня поступать в саму Академию. Подготовили всего за десять дней, все участники секции придумывали программу для неуча, выпускники Академии позировали. Я чуть с ума не сошел и людей едва не свел с ума. Но допуск к экзаменам получил. Мне сказали: попробуй! Получишь двойки — не важно, зато попробуешь. И я попробовал. Понравилось, даже несколько троек получил. Бросил работу в Северном Монтажном Управлении и пришел в Академию лаборантом. Конечно, потерял в благах цивилизации, но после того, как я прикоснулся к совершенно другому миру, они мне были не нужны.

Я спал в мастерской, жил в мастерской, мне было уже 25 лет, а там все молодые, после школы поступали. Несколько лет так работал и жил, чему-то научился как вольник, потом поступил как студент. Начал развиваться и тут перестройка. Приехали англичане, потыкали пальцами в мой рисунок, сказали, что хотят забрать. Мне показалось это странным, я рисовал не лучше и не хуже других. Рисунки вообще трудно оценивать, в искусстве же нет категорий и классификаций, как у штангистов. Но англичанам мои рисунки понравились. Мне предложили поехать в Англию.

Я согласился, деканат согласился. Поехал. Жил со студентами, рисовал на улице пастелью, мелками на асфальте. Машины останавливались, кидали мне деньги — получался хороший по тем временам доход. На асфальте Лондона можно было всю академическую школу показать. Я уговорил местную галерею пригласить моих друзей на выставку и через полгода вернулся в надежде на то, что тут же поеду в Лондон с друзьями. Организовал их поездку, отправил 10 – 15 человек, а меня не пустили. Сказали, жди полгода до следующей поездки.

В деканате я договорился, что мне зачтут то время, что я провёл в Англии. Но один преподаватель потребовал пересдать научный коммунизм. Я отказался и ушёл из Академии. Вот так, поступить было трудно, а уйти — очень легко. И все посыпалось. С моего курса ушли трое, с соседнего еще несколько человек… Избушка рухнула, как карточный домик. Академия оказалась колоссом на глиняных ногах.

Я стал свободным художником. Преподавал керамику детям, занял мастерскую, подвальчик на 19-ой линии. Вскоре мы с другими художниками решили занять мансарду аптеки Пеля. Нас собралось человек 20: Юра Гуров, Валера Коневин, Олег Янушевский, Ольга Яхтина, Сергей Суконкин и другие. Комнат было очень много, все кто бросил Академию, кто закончил, кто продолжал учиться — все туда рванули. Это был глоток свободы. Я занимал мастерскую с Муратом Тибиловым, гениальнейший художник, выпускник мастерской Моисеенко. Потом был пришел Леша Кострома, сколько-то лет так прошло, а потом все начали уезжать.

Я снова поехал в Лондон, более-менее удачно продал свои работы, решил заняться бизнесом. Оказалось, к этому у меня есть талант, я заработал много, безумно много денег. И понял, что умею зарабатывать, но совершенно не умею деньги тратить. Я начал учиться тратить: катался по всему миру, покупал здания, приглашал художников. Мы создали резиденцию для художников, устраивали тематические вечеринки в духе комсомольских будней — приходил весь Лондон. С известным скульптором Юнусом Сафардиаром начали делать огромные инсталляции, придумывали новый стиль «кук-арт». Инсталляция в три тонны еды, например. У нас работало 15 поваров, мы готовили акул и все, что угодно. Было желание двигаться, искать новые формы. Смесь акции, театра, желания удивить людей и изобрести что-то новое. Это было невероятно красиво, но оказалось не жизнеспособно. Но я не прекращал свои художественные поиски.

Вскоре меня увлекли электронные проекты. Наступила новая эра, я мало что в этом понимал, но мне нравилась игра с железом, эстетика компьютера. Провода, геометрия, золото на зеленом и на черном, все логично и красиво. Все эти платы меня завораживали. Еще с начала 90-х я работал над несколькими электронными проектами и где-то в 1998 году все линии компьютера слились для меня в единую систему. Я понял принцип: есть круг, есть угол 45 градусов, есть линия. Из них я могу построить любой орнамент, а ведь орнамент — основа любого стиля. Я решил, что создавать стиль мне интереснее всего. У стиля нет привязки, это широкое понятие. Я начал делать ювелирку, потом фарфор, потом перешел на картины. Много раз менял название, пока не остановился на окончательном — «схематизм». Признания он особо не получил, люди приходили и говорили — так это же просто микросхема! А барокко что такое? Там ведь тоже все строится на одном узоре, можно подойти и сказать — так это же просто травка.

В 2007 году решил с этим стилем влезть и в моду, ничего в ней не понимая. Мы участвовали в London Fashion Week, создавали обычные костюмы из бесподобных тканей. Нас пригласили в Италию, во Францию, критики писали о нас. Но я не модельер, решил, что для стиля этого достаточно и бросил моду, вернувшись к станковым вещам. Есть такое выражение: «Прямая линия — враг художника». Три элемента, которыми я пользовался, разрабатывая схематизм — они и есть враги художника. Стало понятно, что новый стиль требует нового носителя. В конце нулевых я отыскал идеальную технологию для воплощения своих идей.

Пластификация — это техника печати на акриле. Получается своеобразный сэндвич: печатаешь на бумаге, заливаешь гелем, на обратной стороне — алюминиевый лист. Великолепная получается печать, стоит дорого, выглядит очень хорошо. Я занялся этой техникой одним из первых, она тогда только появилась. Много продвигал ее и сейчас уже четко знаю, что делаю. В англоязычной википедии опубликован мой манифест. Я вложил в схематизм 20 лет своей жизни и хочется, чтобы он существовал и увлекал людей так же, как и меня.

Виталий Виноградов
"Масандра Художников"
Санкт-Петербург
ул. Б Пушкарская д.10
галерея открыта ежедневно
с 12:00 до 20:00

звонок консультанту